Два друга оказались в кафе недалеко от того места, где было совершено убийство. Случайность это или нет? Тайна может спасти их жизнь или разрушить ее. Хотят они того или нет, но семья должна разделить с ними страдание. Готовы ли они к этому?
:::
В процессе просмотра "The Stranger Within a Woman" постепенно становится понятно, что сюжет фильма очень похож на шабролевский "Перед тем, как опустится ночь" (Juste avant la nuit, 1971). Если два великих режиссера, независимо друг от друга, с разницей в пять лет адаптируют один и тот же роман ("The Thin Line" ливанского писателя Edward Atiyah), это может означать лишь одно - перед нами находится нечто, по-настоящему важное и интересное. Удивительно, но ссылки на эту параллель удалось найти лишь у известного киноведа Криса Фудзивары (Chris Fujiwara).
Из-за того, что адаптация Шаброля является более стилизованной и, пожалуй, более жесткой и напористой, первоначально возникают проблемы с восприятием очень ненавязчивого, камерного подхода М. Нарусэ. Его драматическая концепция проста, но с каждой минутой вызывает всё большее восхищение. Главный герой фильма Тасиро (в исполнении актёра Кэйдзю Кобаяси, запомнившегося по роли антипатичного мужа в нарусевском же "Сердце жены" (Tsuma no kokoro, 1956) на протяжении большей части фильма прячет смертельно-парализующее чувство вины под маской неприступности и молчания. Фильм движется вперёд за счет диалогов второстепенных персонажей, и этот приём продолжает использоваться даже после того, как зритель получает ответы на все главные вопросы. Тасиро выходит из тени лишь в тот самый момент, когда раскаяние и желание искупления становятся для него абсолютно непреодолимыми. Нарусэ реализует эту идею в простом и ясном стиле, сопровождая это спокойным фоном повседневности, но при этом толкает действие вперёд тревожными переходами, врезанными в самых неожиданных местах, что не позволяет фильму полностью затормозиться.
Шабролевский подход к дилемме главного героя имеет отчетливый привкус невозмутимого бунюэлевского юмора, он упорно отказывается дать герою заслуженное и выстраданное наказание. Шаброль намеренно затемняет именно конец фильма, а не его начало, чтобы выразить свое возмущение способностью буржуазии избавляться от своих нравственных проблем. Простой эмоциональный тон Нарусэ, на первый взгляд, выглядит менее действенным и амбициозным, но, с какой-то настойчивой непосредственностью, ему удается заострить внимание именно на внутренней боли Тасиро, которую Шаброль практически обошел молчанием.
В этом фильме Нарусэ подарил нам несколько своих прекраснейших кадров, к которым можно отнести уже начальную сцену, где мы следуем за Тасиро по оживленным улицам города. Глубокий фокус зримо подчеркивает отчужденность героя. Нарусэ крайне внимателен к атмосфере, к изменениям погоды, закадровым звукам...
Иногда возникает ощущение, что действие намеренно уходит от остальных персонажей, особенно от Масако, отчаянно пытающуюся любой ценой восстановить статус-кво, но режиссеру это куда менее интересно, нежели зловещий вид Тасиро (для описания душевного состояния Масако он использует, скорее, театральную технику и световые эффекты). Шаброль же, напротив, помещает все тайны и видит все сложности в социальной среде, которая, вероятно, и является его истинным героем и объектом исследования. (по мотивам обсуждения фильма в англоязычных группах Google)